18.01.2017

Развлечения

ЛИТЕРАТУРНЫЕ КОМИКСЫ

Ептыкин – это выдуманный персонаж. Такой собирательный образ горе-режиссёра, которых немало в провинциальном театре.

ЕПТЫКИН ДАЁТ УРОК РЕЖИССУРЫ

― Господа артисты! ― воскликнул режиссёр Ептыкин и лихо впрыгнул на сцену из зала. ― Сегодня я вам представляю азы режиссуры и драматургии как таковой. Итак, каждая пьеса начинается с серьёзного события, нет события ― нет таланта. Вот наше событие! ― и он вывалил из спортивной сумки, спрятанной у авансцены, отрубленную руку человека. Она глухо ударилась об дощатый пол. Перепуганные артисты высыпали на сцену.

― Чья же, чья же это рука? ― стали спрашивать они друг у друга.

― А это уже называется интрига, ― ликующе произнёс Ептыкин. ― И вот сейчас начинает двигаться наша пьеса!

В полутёмном партере послышался грохот, это с кресел упал артист Раздюдюхин. Все быстро спустились вниз и бросились его поднимать. И вдруг нащупали у него пустой левый рукав.

― У него!.. У него нет руки! ― наперебой закричали актёры.

Старый актёр схватил Раздюдюхина за грудки и как следует встряхнул:

― Отвечай немедленно, паразит, кто оторвал тебе руку?!

Раздюдюхин только беззвучно шевелил губами и хлопал глазами, словно рыба, выброшенная на берег. Артисты с недоумением смотрели друг на друга.

― Что такое? ― вскричал со сцены режиссёр Ептыкин. ― Наша пьеса перестала двигаться? Немедленно оторвите ему вторую руку!

Артисты схватили Раздюдюхина за разные конечности и стали тащить его в разные стороны. Бедолага мгновенно выпучил глаза, как рак в скороварке, и истошно заорал:

― Убива-а-а-а!..

― Ага, вот видите! ― перекрикивая жертву, ликовал режиссёр. ― Вот начался настоящий конфликт. Это двигатель всего драматического искусства. Не будьте тряпками, искусство любит твёрдых людей! Рвите этого мерзавца! Чем больше он сопротивляется, тем сильнее конфликт, тем напряжённее сюжет, тем крепче мы держим за горло зрителя!

В конце концов, от Раздюдюхина оторвали оставшуюся руку, ещё одну ногу и голову.

― Пришейте голову назад, идиоты! ― взревел Ептыкин. ― Он должен чем-то орать и создавать нервозность. А теперь, несите его на сцену ― он должен занять место главного героя!

Голову ему кое-как пришили, подняли на сцену по боковым ступенькам и подвесили на штанкеты его обмякшее тело.

― Вот кульминация пьесы, вот самый интересный момент, ― сказал Ептыкин и направил мощный прожектор на тело. Оно болталось, словно гамак из какой-то меланхолической пьесы.

Из полутёмного зала послышался громкий и протяжный зевок, от которого Ептыкин буквально взвился:

― Раздюдюхин, грязный ты пакостник, сейчас мы тебя прикончим! ― злобно прошипел ему в лицо режиссёр и со всей силы надавил на живот коленом.

― Фу-у-уф!.. ― исторгнул воздух Раздюдюхин, и вокруг запахло квашеной капустой и водкой.

Из зала послышалось сладкое храпение.

― Раздюдюхин, мы нашинкуем тебя, как яйцо для салата! Мы натрём тебя, как морковку на тёрке! Мы прокрутим тебя в мясорубке! Мы тебя!.. Мы сейчас!.. ― взбесившийся Ептыкин бегал по сцене, время от времени отвешивая пинки по мягкому, как подушка, телу Раздюдюхина.

Артисты сидели вдоль кирпичной стены прямо на полу, тупо глядя куда-то в пустоту. Из тёмного зала послышался голос пожарного по зданию:

― Прекратите, уважаемые, глупостью заниматься. Время уже позднее, по домам пора. И мусор весь со сцены уберите, завтра спектакль, приличные люди придут, а вы тут чёрт-те чем нагадили!..

Из реквизита принесли огромный саквояж для авиаперелётов и стали складывать туда Раздюдюхина в полном молчании, как и должно быть, когда всех переполняют настоящие мысли и чувства.

Понятно, что урок прошёл не зря.

РЕЧЬ ЕПТЫКИНА ПЕРЕД СПЕКТАКЛЕМ

Режиссёр Ептыкин птицей взлетел на сцену и обратился к публике:

― Сегодня вы увидите замечательный спектакль. Так?

― Не тяни резину, ― крикнули из зала.

― А знаете ли вы, что такое театр? ― продолжил Ептыкин.

― Снимите его со сцены, ― посоветовал мужской голос.

― Театр это диалог со зрителем, ― рассуждал Ептыкин.

― Сколько он ещё будет тарахтеть?! ― возмутился другой голос. ― Уберите его к чёртовой матери!

― Вот видите, ― радовался Ептыкин, ― мы общаемся, мы слышим друг друга.

На сцену вышло несколько человек. Они схватили Ептыкина и потащили в зал, очевидно, что бы продолжить общение в неформальной обстановке.

― Это диалог зрителя и артистов! ― кричал Ептыкин.

― Дайте, дайте я врежу ему в зубы! ― визжал коренастый мужичок, размахивая руками.

― Это диалог зрителя и режиссёра! ― орал Ептыкин.

«Чмяк! Чмяк!» ― врезался кулак в плоть Ептыкина.

― Это диалог зрителя и драматурга! ― не унимался Ептыкин.

― Ребята, да их тут целая команда! ― зашумели в зале. ― Ломайте стулья, вооружайтесь!

― Ета апсение злителя и худозника! ― прошамкал беззубый Ептыкин, когда его выбрасывали в окно.

После поднятия занавеса на сцену никто не вышел, хотя в зале было полно народу с палками от поломанных в партере кресел.

РАССУЖДЕНИЯ ЕПТЫКИНА О ЖИЗНИ

― Жизнь очень похожа на велосипед, ― сказал Ептыкин и демонстративно сел на велосипед.

― Да, да, ― поддакнул Тусякин, ― нужно всегда поддерживать равновесие.

Ептыкин бросил на него недовольный взгляд и продолжил:

― Жизнь похожа на велосипед, потому что нужно всегда поддерживать баланс, чтобы не свалиться влево или вправо. Нужно быть в центре!

Тусякин сдержанно кашлянул, но ничего не сказал, и Ептыкин стал развивать мысль дальше:

― А ещё жизнь похожа на велосипед, потому что тоже имеет два колеса, которые, как мне кажется, символизируют…

Тут Тусякин не выдержал и выпалил:

― Которые символизируют как бы два конца, как и в нашей жизни. Есть начало и есть финал. Вот. И они идут друг за другом, но никогда не встречаются.

― А вот и нет, ― еле сдерживая себя, выговорил Ептыкин, ― два колеса это две окружности, которые никак не могут соединиться.

― И что? ― спросил Тусякин.

― А то, что в жизни у нас тоже много чего не соединяется! ― взорвался Ептыкин. ― Я хочу дать кому-то в морду, а вынужден с ним разговаривать!

Тусякин задумался на секунду и произнёс:

― Очень слабое сравнение. Вот если бы вы сказали, что два колеса это как судьба и вечность, которые никогда не соприкасаются, тогда я бы…

Ептыкина затрясло от злости:

― Два колеса ― это кулак и мордоворот, которые почему-то не могут соединиться!

― Правильно, ― подхватил Тусякин, ― потому что этому мешает рама. А рама это железный закон Вселенной, который гласит «не навреди»!

― Чушь! ― заорал Ептыкин. ― Человек высшее существо во Вселенной! Он может сломать эту раму к чёртовой матери и соединить эти два колеса!

Ептыкин с нечеловеческой силой вырвал заднее колесо у велосипеда и торжествующе поднял его над головой:

― Человек ломает законы Вселенной!

― Но тогда он ломает свою жизнь, ― задумчиво произнёс Тусякин и пнул ногой велосипед. ― Тогда он как бы игнорирует свою судьбу.

― Идёт она в жо…у, эта судьба! ― брызгая слюной, кричал Ептыкин. ― Слабому человеку не место во Вселенной! Пусть ломает себя, свою судьбу! Пусть ломает руки-ноги, голову, копчик, зубы!.. Этот человек должен победить Вселенную! ― Ептыкин оторвал переднее колесо и стал колотить им об землю.

Тусякин тяжело вздохнул и сплюнул:

― Но тогда это не велосипед, а чёрт-те что.

Ептыкин остановился и взглянул на колесо, которое держал в руках, оно стало квадратным.

― Может быть, это уже не велосипед в обычном понимании, ― тяжело дыша, сказал Ептыкин. ― Но у каждого своё понятие о том, какой должен быть настоящий велосипед.

Тусякин вскинул брови, и хотел было что-то возразить, но получил квадратным колесом в грудь и заткнулся.

― И вообще, все эти ваши рассуждения о жизни засуньте себе в …! ― Ептыкин сунул Тусякину кулаком под нос. ― Философ, твою мать!

ЕПТЫКИН УЧИТ ИМПРОВИЗАЦИИ

― Импровизация ― это умение делать неожиданности, ― сказал режиссёр Ептыкин, раскачиваясь над сценой на верёвочных качелях, которые остались после спектакля «Вишнёвый сад». ― Как вы думаете, что я сейчас сделаю?

― Есть несколько вариантов, ― задумчиво ответил артист-очкарик, ― либо вы упадёте и расшибётесь, либо вы слезете, и всё будет хорошо.

Ептыкин запел что-то оперное и рассмеялся:

― Вот видите, я не сделал ни того ни другого. Я стал просто петь.

― Но слезать-то всё равно придётся, ― сказал толстый актёр с мясистыми губами. ― Покушать захотите, в туалет приспичит.

Ептыкин качнулся ещё сильнее.

― Импровизация происходит здесь и сейчас, ― ответил Ептыкин. ― Откуда я могу знать, когда я захочу кушать или, пардон, пойти в туалет.

― Интересно, интересно, ― сказал старый актёр, морща лысину. ― То есть вы хотите сказать, что можете сходить в туалет прямо на качелях?

― Фу! Прекратите немедленно! ― возмутилась хорошенькая актриса с пухлыми губами. ― Это уже не импровизация, а хулиганство!

Ептыкин радостно, по-детски рассмеялся:

― В импровизации всегда есть элемент хулиганства, ― крикнул он сверху и лёг на качелях, отчего у многих ёкнуло сердце. ― Вы непредсказуемы для окружающих ― и этим вы интересны!

― А если вам взбредёт в голову бросить в нас ботинком, ― спросил старый актёр, ― нам тоже это должно быть интересным?

Очкарик подошёл к верёвкам, которые держали качели, и начал их отвязывать. Ептыкин испуганно закричал:

― Прекратите немедленно! Я могу разбиться с такой высоты!

― А мы тоже решили поимпровизировать с элементом хулиганства, ― гнусно рассмеялся старый актёришко, показывая гнилые зубы. ― Отвязывай скорее! ― крикнул он очкарику. ― Пока он тут не устроил стриптиз на качелях.

Хорошенькая актриса бросилась к верёвкам:

― Погодите, здесь нужны длинные ногти.… Сейчас я развяжу эти верёвки!..

Ептыкин по-обезьяньи полез вверх, чтобы успеть зацепиться за железные штанкеты, но тут верёвки ослабли ― и он рухнул на пол!..

Актёры окружили стонущего Ептыкина.

― Знать надо, с кем импровизировать! ― кокетливо и строго сказала хорошенькая актриса. ― А то можно и без головы остаться.

ЕПТЫКИН СТАВИТ ТРАГЕДИЮ

― Сейчас зрителю нужно давать трагедию, поймите! ― шумел Ептыкин на художественном совете. ― Сколько можно кормить его дешёвыми комедиями, низкопробными водевильчиками! Пора взять его и повести к высотам человеческого искусства! Надо взять Эсхила, Еврипида, поставить Махабхарату, Библию! Мы ведь просто унижаем зрителя дурным к нему отношением.

Артисты одобрительно загудели, мол, правильно, пора взяться за трагедию.

Директриса, мягкая улыбчивая женщина, одобрительно кивнула головой и сказала:

― Хорошо, вы режиссёр и вам виднее. Но если зрители не пойдут, то два миллиона рублей, которые мы потратим на вашу трагедию, я вычту с вас.

Ептыкин сразу как-то сник и сел на место.

― Хорошо, ― сказал Ептыкин, выдержав паузу, ― я поставлю трагедию без денег, чтобы вам всем стало ужасно стыдно!..

Через месяц на премьеру согнали солдат, как на уборку картошки. Они гыгыкали и хрустели чипсами. На пустую сцену вышел Ептыкин в длинной белой рубахе навыпуск, как на советских плакатах про голодающее Поволжье, и поднял руку.

― Я презираю вас! ― сказал Ептыкин и гордо поднял голову.

Зрители решили, что это начало спектакля, и некоторые даже зааплодировали.

― Я ненавижу вашу бездуховность! Я плюю на вас!.. ― продолжил Ептыкин, подошёл к краю сцены и плюнул.

Сначала в зале было небольшое смятение, но потом в Ептыкина полетели чипсы и бутылки из-под фанты. Ептыкин только криво улыбался и продолжал:

― Вы ничтожество, вы просто никуда не годные людишки! Я выше вас на километры и на мили!!!

Наиболее смелые молодые люди подскочили к краю сцены и схватили Ептыкина за штаны. Из зала слышались крики: «Серый, в ухо ему гаду!.. Что за глиста здесь выпендривается?!»

― Вы можете убить меня, но вам не убить дух свободного художника! ― кричал Ептыкин, когда его стащили вниз и начали колотить. ― Вам нужна трагедия ― вот, получайте!.. Я всё равно… Ай!.. Кру… пра…

Директриса схватилась за голову и воскликнула:

― О, ужас!.. Это настоящая трагедия! Остановите её, умоляю!..