Ницца

Блоги
Рики Тики Тави . "Циничные рассказы" 16+

13.08.2016

В городе Москве много домов. Хрущевки и панельные, пятиэтажки и высотки, новосторой и старые деревянные развалюхи, каким-то чудом уцелевшие в пределах Садового кольца, кирпичные особняки и разбитые вдрызг сараи. А есть Сталинские Высотки. Каждый мечтает жить в таком доме. Карина в таком жить не мечтала, а просто, будучи коренной москвичкой (хотя и это отнюдь не гарантия), там жила, а соседи, живущие рядом с Кариной, мечтали только об одном – чтобы она жила где угодно, только не здесь. Карина не включала ночью музыку, не водила дурные и шумные кампании, не пользовалась перфоратором, не стучала по батареям. Нет. Она была куда более изощренной в доставлении неприятностей соседям. Карина любила братьев наших меньших. Об этой всеобъемлющей любви люди узнавали, едва зайдя в шикарный, в мраморе и старинном паркете, подъезд. Брезгливо сморщив нос, жильцы элитного дома и гости этих жильцов заходили в лифт и, если судьба заносила их на шестой этаж, то догадаться, кто тут живет, не составляло никакого труда. Вонь стояла такая, что не помогали никакие средства дезинфекции. Сама же Карина никакого запаха не чувствовала, а чувствовала только вселенскую и всепоглощающую любовь к своим питомцам, которым было позволено абсолютно все. Складывалось ощущение, что это Карина из милости жила в шикарной квартире, а не ее семнадцать кошек. Кошки лазали везде, спали везде, ели из огромного, на двадцать пять кило, мешка с кормом, который просто стоял посреди гостиной, надгрызенный у основания и рассыпающий из своих внутренностей ароматный кошачий корм. По всей квартире стояли тазики с водой и лотки, куда милые кисы должны были ходить в туалет, но не ходили, а предпочитали гадить (разным по консистенции стулом) по всем углам. Надо ли говорить, что и сама Карина благоухала, отнюдь не туалетными водами, а была верна только одному, навсегда прилипшему к ней аромату. Люди, вынужденные находиться рядом с Кариной, зажимали носы и старались дышать через рот, вытирая разъедаемые едким запахом слезящиеся глаза. Последний мужчина в жизни Карины был давно, да ей это было и не нужно, всю свою любовь она дарила кисам. Все в квартире прямо кричало об этой любви. Обои в кошечках, шторы в кошечках, фотографии этих самых кошечек, здесь проживающих, все до одной персидской породы, к представителям которой Карина питала не просто слабость, а прямо-таки болезненное пристрастие, как алкоголик к спиртному. Грязные, нечесаные кошки казались ей верхом эволюционной лестницы, и в разговоре или переписке с такими же любителями, слово «Кот» всегда писалось с большой буквы. Кошек своих Карина старалась не оставлять ни на миг и, уходя, долго их по очереди гладила, целовала в приплюснутые морды, которыми они только что вылизывали друг другу задницы, поглаживала и приговаривала, как бабка ворожея, и уже в общественном транспорте одаривала прилипшими к ней клоками шерсти близко стоящих людей.

Раз в год Карина теряла душевное равновесие. Это означало, что приближалось время отпуска, священное время для всех людей, но не для нее. Она буквально заболевала при мысли о скорой разлуке с многочисленными любовями всей ее жизни. И вот эта пора наступала, и перед Кариной вставала нелегкая задача – на кого оставить свою большую вонючую семью. Родственники, отказавшиеся это делать еще пятнадцать лет назад, своего твердого решения не изменили; согласившиеся сдуру малочисленные друзья сей подвиг второй раз повторять не собирались, и с каждым годом находить нянек становилось все труднее. Кошки все плодились и плодились, естественный отбор отсутствовал, умирали они редко, но уж если умирали, то похороны проходили с такой помпой, словно хоронили Ким Ир Сена. В картонных коробках из-под обуви, выложенных внутри красным бархатом и обклеенных вручную разноцветной бумагой, с фотографиями усопших, перевязанных черной траурной лентой, под торжественную (исполняемой самой Кариной) музыку, уходящие в вечность питомцы, закапывались в ближайшем сквере, куда безутешная хозяйка наведывалась два раза в день: утром, чтобы возложить цветы, и вместо обеденного перерыва, - и ещё один раз ночью, от безудержной тоски по безвременно ушедшим.
И вот наступило лето. С трудом найдя очередного дурачка, с которого была взята клятва, что ни один комочек шерсти не упадет с головы и тела драгоценных персидских животных, Карина стала думать, с кем она поедет отдыхать. Осмотрев и расцеловав всех своих кошек, она задумалась. Перед ней стоял сложный выбор, прямо как в фильме «Выбор Софи». Все семнадцать были достойны, но, к сожалению, взять с собой можно было только одного. Карина оглядела орущую, жрущую и срущую ораву. Внимание ее привлек старожил квартиры и коренной москвич в шестом колене Венечка. Она мгновенно решила, что именно он поедет с ней и, не мешкая, стала собирать нужные справки для вывоза еще ничего не подозревающего и спокойно живущего кота. Получив все необходимые разрешения на вывоз своего любимца, похожего на страшный сон таксидермиста, Карина, запихнув путешественника поневоле в дорогую импортную переноску, отправилась в аэропорт. Обзорную экскурсию ни разу, не бывавшему на свежем воздухе, престарелому коту, она устроила уже по дороге, рассказывая, в какой ужасной стране они живут и как скоро все изменится по приезде в цивилизованную Европу. Таксист, не видевший Карининого собеседника, решил, что лишился рассудка, поскольку сзади то и дело доносились умильные сюсюканья и профессиональные рассказы Карины о Москве, которая не так давно выучилась на экскурсовода. Приехав в аэропорт, милая пара дождалась самолета и, заняв места согласно купленным билетам, начала свое полное приключений путешествие. Весь полет до Франции Карина тискала несчастное животное, совала ему в рот лакомства, которые потом за ним же и доедала, делала селфи и просила всех без исключения пассажиров сфотографировать их на память. Несмотря на запрет, гуляла с ним по проходу, мотивируя это тем, что коту необходимо движение. Совала страшное до безобразия животное в лицо стюардессам и требовала, чтобы те его гладили, на отказ это делать с ненавистью смотрела в глаза и говорила, что люди все мещане, а коты вершина эволюции, кормила с ложечки и, если бы могла, то покормила бы и грудью. Вконец замучив всех своими просьбами, она успокоилась только тогда, когда самолет пошел на посадку, да и то только потому, что надо было пристегнуть Венечку ремнями безопасности. Пройдя таможенный контроль и тыкая всем под нос своего любимца, Карина вышла в Европе. Здесь было все другое. И солнце, и воздух, и вода. Взахлеб она рассказывала Венечке, которому было все по барабану и хотелось только уснуть вечным сном, как славно они проведут здесь каникулы: чего только они ни поедят, куда только ни съездят и где только ни побывают. Добрые европейские люди смотрели на нее с жалостливой улыбкой. Там к таким, как Карина, относились с жалостью, как к умственно отсталым. Поселившись в гостинице, Карина первым делом искупала кота, который безропотно, в силу возраста, перенес подобное издевательство, высушила феном, выкупалась сама, попела и отправилась показывать Венечке город. Фотографируя его на каждой лестнице и каждом углу, она тотчас выкладывала эти фото в инстаграмм, где подобные ей люди в мешковатых штанах, с барсетками на поясе и немытыми, пахнущими кошками волосами, принялись дружно эти фото лайкать и оставлять комментарии, в которых сетовали на то, что они не в состоянии проделать то же самое со своими любимцами. Окрыленная, Карина с удвоенной энергией и рвением принялась фоткать любимого Венечку, совершенно не замечая, что коту уже просто плохо от жары и суеты, вокруг него разыгравшейся. Дотащив его, еле живого, до моря, Карина радостно воскликнула: « Веня! Ты посмотри, какая красота!!!!» и сфотографировала умирающую от усталости кошку на камнях пляжа. На комментарии умных людей о том, что хватит мучить животное, она отвечала, что живет ради него, и он счастлив увидеть море, разве не видно????? Видно было только то, что для кота это был билет в один конец, что кот на последнем издыхании, но охваченная эйфорией Карина этого не замечала. Зайдя по пояс в море, она, покачивая на руках Венечку, любовалась закатом. Обернувшись вокруг своей оси и нарисовав Венечкой круг на воде, Карина засмеялась от переполнявшего ее счастья. Для кота это стало — в буквальном смысле — последней каплей. Он утонул, не приходя в сознание. Карина заметила это только через полтора часа, за ужином. Только тут до нее дошло, что примерно час тридцать она целовала, гладила и пыталась накормить труп. Издав сложный по своей структуре рев, она потеряла сознание. Очнулась она в подсобке ресторана, в котором ужинала с мертвым Венечкой, от того, что кто-то бил ее по щекам и совал какую-то жутко вонючую (как и она сама), смоченную в каком-то растворе ватку ей под нос. Отведенная под руки в номер гостиницы, прижимая к груди завернутого в целлофан кота, Карина закрылась в номере и не выходила семьдесят два часа. Отрыдав положенные три дня, Карина достала Венечку из холодильника. Делать было нечего, кота нужно было хоронить. О перевозке трупа в Москву не могло быть и речи, из скверов Франции Карину выгоняли вместе с украденной лопатой и Венечкой, и разозленная на цивилизованную Европу, Карина отправилась в ресторан, где произошло несчастье. Потребовав к себе управляющего, она обвинила его в смерти единственного дорогого ей существа (умолчав о шестнадцати оставшихся на родине), и, пригрозив судебным иском, настояла на кремации кота в духовой печи мишленовского ресторана, в котором была приготовлена последняя "смертельная" трапеза для Венечки (история, которую неглупая в быту Карина придумала сходу). Чтобы, наконец, избавиться от Карины и запаха, вместе с ней приходящего, управляющий пошел на этот беспрецедентный шаг. Получив прах любимца в фирменной упаковке из-под пиццы, Карина вышла на набережную Ниццы. Срывающимся от волнения голосом она, напевая «Мы вечное эхо друг друга», забралась на крышу городской ратуши и, зачерпнув кошачий прах вперемешку с остатками элитной пищи, развеяла его над Европой.