успех на стороне активных!

"Цепная реакция"16+

  • Рики Тики Тави . "Циничные рассказы" 16+
Софья Никитична Кобылянская, тринадцати лет от роду, влюбилась. Влюбилась неистово, яростно, как в любовных романах (которые она никогда не читала, поскольку, совершенно забросив учебу, не то что читала, писала-то с трудом), влюбилась с таким накалом и страстью, на которые способен лишь только тринадцатилетний организм в разгаре пубертатного периода. Предмет вожделения - Михаил - учился в одном классе с одуревшей от любви Кобылянской и совершенно этому был не рад. Он пытался хоть чему-то научиться, но гормональные выбросы одноклассниц сводили на нет все его усилия. Получив, в очередной раз, мокрую от слез записку, в которой говорилось, что "жызнь без ниго ни имеит смысла", Миша выдавил неделю зревший подростковый прыщ, и, со злостью втерев его в заплаканное послание, скомкал бумажку и швырнул бумажный шарик в открытое окно, на газон, на котором робко появлялись из-под снега первые собачьи какашки. Весь путь выстраданного любовного послания (от написания, получения, прыща и выкидывания) занял не более трёх минут, но для Сонечки это был гигантский отрезок жизни. В очередной раз её мечты вылетели в окно, и Сонечка, часто-часто задышав носом, задрала лицо к потолку, чтобы слезы и сопли не вытекли. Она так шумно сопела, что привлекла к себе внимание всего класса, пишущего контрольную по русскому языку. Вытерев рукавом сопли, Сонечка старательно вывела "Мишенька, я тибя люблю" и, выпятив губы, поцеловала разлинованную серую тетрадь. Оторвавшись от шершавого листка, она с ужасом увидела, что очередное послание она умудрилась написать в своём дневнике, причём точно после записи разгневанного её тупостью Михаила Игоревича Солнышкина, директора школы, о том, что родители Софьи должны немедленно прийти к нему в кабинет. Отпечаток пухлых Сонечкиных губ розовым душистым облаком накрыл размашистую директорскую подпись, и складывалось ощущение, что между Сонечкой и Михаилом Игоревичем существует тайная и постыдная для последнего связь. "Сдаём контрольные!!!" - услышала над ухом Сонечка, - "А этттто что такое????" И не успевшая ничего предпринять Сонечка увидела цепкую, с раскрашенными на концах пальцами руку Любовь Николаевны, классной руководительницы. Вонзив красный острый ноготь в графу "четверг", она выхватила многострадальный дневник. Класс затих. Когда молчание стало невыносимым, Сонечка подняла на классную заплаканные глаза. "Я больше не буду!" "Не будешь что?" - дрожа от негодования, спросила классная. "Не буду целовать....." "Целовать кого?" Весь класс превратился в одно большое ухо. У Сонечки задрожала нижняя губа. "Никого!!! Никого не буду целовать!!! Ненавижу вас всех!!! Ненавижу!!!" Наглядно продемонстрировав, как выглядит поведенческий эффект повышенного содержания гонадотропина релизинг-гормона в гипоталамусе, Софья выбежала на школьный двор. Хрустя льдом и поскальзываясь на весенних собачьих сюрпризах, Сонечка устремилась туда, где в окружении бычков и школьного мусора лежало её любовное послание. Присев на колени и глотая слезы, она расправила скомканный листок. На слове "люблю" Мишиным пальцем, с силой, да так что остались отпечатки, был размазан выдавленный на листок прыщ. Сонечке пришла в голову восхитительная с её точки зрения идея использовать собранный биоматериал для дальнейшей его переработки в субстанцию под названием ребёнок, но где-то в глубине совершенно неиспользуемого ею мозга она понимала, что выдавленный на листик прыщ вряд ли может служить для зарождения новой жизни, поэтому Сонечка, вздохнув, бережно сложила бумажку и спрятала её в белорусский текстиль "Миловица ", который из последних сил пытался сдерживать первичные половые признаки и не давал им (к великому разочарованию одноклассников) вырваться на волю. Оглянувшись по сторонам, Сонечка, грустно шурша кедами, отправилась домой.
Директор школы, Солнышкин Михаил Игоревич, тихо и мирно откушивал сладкую булочку с чаем, когда к нему в кабинет без стука ворвалась Любовь Николаевна, классный руководитель 8-го "Б", и с ходу, минуя лишние разговоры, залепила хозяину кабинета звонкую пощёчину, после чего, совершенно не соблюдая субординацию, буквально вдавила дневник в усыпанное крошками сытое директорское лицо с багровеющей пятерней на щеке и истерично завизжала в красное, распухшее от удара ухо: "Ты о.......л????????" Ничего не понимающий директор надувал щеки и выдувал носом пузыри. Он начал жить с классной совсем недавно, после трудовички, и подобное выражение чувств ему было в новинку. Распухший на приготовленных детскими руками (на уроках труда) борщах директор хлопал глазами и втягивал вытекшее через нос повидло.
Уперев руки в стол, Любовь Николаевна наклонилась так низко, что вляпалась вывалившейся из декольте грудью в сладкую лужицу. Произнеся несколько сложносочинённых, совершенно непечатных фраз и ткнув для верности (чтоб запомнил) острым пальцем в высокий директорский лоб, классная, гремя твёрдой как фольга юбкой, сшибая урны и деревянные кресла, оскорблённо покинула кабинет. Солнышкин, за время работы в школе переживший легкое увлечение уборщицей, три развода, трудовичку и классную, поклялся на висевшем в углу портрете Ломоносова, что никогда, никогда и ни за что в своей жизни он больше не станет иметь дело с существами противоположного пола, даже под страхом кастрации.
В это самое время Владимир Семёнович Новиков, физрук, вынужденный всю жизнь доказывать свою мужественность (так как с детского сада его тянуло к дворникам и грузчикам) коротал время на переменках за разглядыванием порножурналов, заказанных по интернету. Завывания, издаваемые красным ртом классной руководительницы, застали его в самой кульминационный момент, и не успевший вытереть руки физрук принял на себя все сто килограммов Любови Николаевны, которая, вопя и икая как противоугонная система, ткнулась в адидасовскую грудь Владимира Семёновича, служившую ей плакательной жилеткой примерно лет пять. Шепча слова утешения и поглаживая голову классной пальцами, на которых медленно умирали его нерожденные дети, физрук отпихивал под стол слипшийся от частого просмотра порножурнал с громадными татуированными мужиками. Сквозь всхлипывания и причитания страдающий от одиночества физрук понял только одно - директор вновь свободен.
Наступило 1 сентября. К началу учебного года отвергнутая всеми классная руководительница пришла в совершенную форму шара и с особой ненавистью встречала учениц, с надеждой улыбаясь в лицо их папам. Директора школы по утрам будило нежное прикосновение пушистых усов физрука, и только Сонечка Кобылянская, по традиции оставленная на второй год, вздыхая и роняя слезы на разлинованную тетрадь, так и писала любовные записки новым уже одноклассникам.