17.08.2020

Развлечения

Первое, в чём человек подобен Богу – он также хочет, чтобы в него верили.

В том же самом человеку подобен город. В том же самом человеку подобно всё,

потому что всё имеет божественную природу. В том мистическая сущность

всякой вещи. Всякая может стать амулетом.

Может быть, я плохо выгляжу?.. Глаза у меня, действительно, мерзкие – густо затянуты паутиной из красных прожилок, из-за чего зрачок похож на лоснящегося от жира паука. Это всё хроническое недосыпание. Никогда не могу уложить себя вовремя – мой сон раскромсан на малые передышки в лопастях дел и бессонницы… Но в целом, я ведь недурна собой. Почему же так редко встречаю участие в миллионе направленных взглядов? И неизбежно сталкиваюсь с бесом грусти в зеркале тёзки-реки. Одна она молится обо мне, торопливым шёпотом повторяя имя: Москва.., Москва…

«…Дрянь! Червивая нора, до отказа набитая скользкими тварями! Не могу развернуть в этом городе даже маленький бизнес! Мне бы толкового компаньона, только как его найти здесь – среди куч людского мусора? Я по горло в долгах, а денег больше никто не займёт, хоть выплюнь им на тарелку душу! Послать бы всё… Стоп-стоп, мне просто нужно отоспаться. Сейчас по третьему кольцу и в койку. Лишь бы сдуру не прикатить на прежнюю квартиру, как вчера, когда я туполобо заблудился в своих временных пристанищах. Оно и понятно – катаюсь, как кубышка, по чужим углам… Куда ж ты прёшь, длиннющая глиста автопрома?! Лимузин в дорожных пробках всё равно что дрова в холодильнике! Ну, нет покоя в логове столицы-психопатки!»

Зеркало реки растрескивается от неугомонных паромов и барж. Отражение исчезает, рассыпаясь в блестящих разводах. И хорошо, ведь мне невыносимо созерцание. Чем дольше смотрю на предметы, тем более неодушевлёнными, пустыми они кажутся мне – как призраку его земные развлечения. Это всё одиночество… В его холоде, как в вороте арктических ветров – стоит остановиться, и начинаешь понемногу умирать – замерзаешь. Нужно только время от времени замедлять движение, чтобы непрерывно продолжать идти. Но даже в таком неспешном темпе я тороплюсь. Тороплюсь отыскать в равнодушной толпе хоть один согревающий взгляд…, рискуя в который раз обмануться, обжечься, огрубеть…

«…Дрянь! Эти пробки в десять раз больше моего терпения! Мы ужасно тяжело тащимся – как дебелый кусок мяса в глотке удава. Сколько лишнего времени убивается зря! Поистине на Садовом кольце точит нож кошмар урбанизации… До кровати доберусь только после полуночи. Дикая тоска от этих безысходности, безразличия, бескультурья – в чём только не попутал бес! Здесь, в столичной воронке, я неизменно хороню свои мечты, теряю себя, сливаясь со стадом одуревших в суете людей. Когда-то мне казалось, что Москва роняет бесчисленные звёзды в ладони всех, кто упорно тянется к свету выбранной цели.

Но теперь в грузных сумерках вижу: она выглядит чересчур утомлённой, чтобы бросаться такими вещами. Моё горе, моя горемычная…»

Я чувствую страшное изнеможение от поисков того, что определяется как нечто важное, невыразимое, что можно найти лишь в глазах человеческих. Похоже, и теперь его не встречу… Нет же, вот оно! Вот – прожгло млечный путь в хороводе померкнувших взглядов! Это в серых, как рукава моих улиц, глазах вспыхнул пламень участия. Участия, когда «твоё» становится «моим». С ним я делаюсь вдвое сильнее! Я шагаю в четыре ноги, любую ношу поднимаю в четыре ладони и могу срывать в небесном поле обжигающие звёзды, не испытывая боль. Их ледяной огонь меня не тронет, как многорукого шамана не коснётся страх! До тех пор, пока светит огниво участия. От него возгораются самые тёплые чувства…

«…Дрянь! Тебе обязательно надо было влезть передо мной на своей глисте автопрома?! Да пошёл ты!.. Наконец-то протаранили пробку. Но почему одному везёт, а на другом ездят? Вот я сказал, мол, утомлённая Москва, – а от чего она утомилась? От того, что жрёт людские нервы и блюёт деньгами? Нет, это я устал от неё. Я устал! Или мне легче от бисера звёзд, что вечно падают в чужие форточки? Мне, что ли, легче от московских звёзд – холодных, как чёртово сердце?!.. Зачем-то ещё разорался этот бесовский мобильный – очередному межеумку от меня что-то надо. Да не ори ты!»

Что случилось с миром? Из его обёрнутой плюшем души полезли иглы, а в моих ладонях заклокотал адский кипяток. Я выжгла руки, дожидаясь, что мне откроют двери! Но здесь их просто нет. Передо мной глухой тупик. Невыносимо!..

«…Не ори, мобильная рассылка поганых новостей!»

Невыносимо! Не удержать мне жгучее светило!..

«…Дрянь! Значит, это звонил межеумок, которого я дёргал по кредитному вопросу? Какого беса разрядилась батарея?! Всё в этом городе против меня! Я пропал».

Выронила. Так просто. Звезда канула в случайное окно и, как ненужный сор, запала под сидением в салоне Лимузина...

«…Дрянь!»

А мне как будто и не больно, только противно смотреть на ладони – прожжённые до мяса, в жутких волдырях. Вся боль ушла в обиду. Вновь ровно, спешно бьётся сердце, что обманулось, обожглось, огрубело. В нём тяжело и глухо, словно туда залили бетон. На щеках ни грамма соли, но сухие слёзы вдвое горше. По-прежнему дни мои стережёт бес грусти в зеркале тёзки-реки. Одна она молится обо мне, торопливым шёпотом повторяя имя: Москва.., Москва…