25.11.2016

Развлечения

Притворив дверь и накинув засов, Иван замер. Было тихо, пахло сеном и мышами. Совсем как в сельском сарае. Пошарив рукой слева, он нашел выключатель. Одинокая лампочка осветила небольшую квадратную площадку и начало старой деревянной лестницы. Он находился внутри колокольни. Задрав голову, он долго всматривался, стараясь увидеть хоть что-нибудь в вышине. Но деревянная лестница, извиваясь по старым стенам, образовывала бездонный черный колодец, уходящий вверх. Там, наверху, была конечная цель его ночного путешествия. Как завороженный, он вновь щелкнул выключателем, и его окутал мрак. Сколько ни всматривался в окружающую его темноту, он не смог ничего увидеть, и снова зажег тусклую лампочку.

Уходящая вверх крутая лестница вызвала какую-то странную тоску и чувство безысходности. Он стоял перед первой ступенькой и тупо пялился на нее. После минутного ступора он тяжело вздохнул, сел на нее и, подперев голову руками, стал смотреть на лампочку. У лампочки уже завелась жизнь. Какая-то безумная мелкая мошка наворачивала сумасшедшие круги вокруг местного светила. Через минуту к ней присоединилась и вторая, описывая сложные кривые вокруг стеклянной колбы и своей подруги по танцу. Иван наблюдал за этим буйством жизни. Отцепив от пояса фляжку, он глотнул остатки коньяка. Огонь побежал куда-то вниз, теплом разлился по животу, мягко ткнул в голову. Лампочка засветилась ярче, а мошки, как показалось ускорили свой бег.

-                            Вот, - подумал он, - все в нашем мире крутится вокруг чего-то круглого и яркого. Чем больше круглое, тем крупнее мошки. Чем крупнее мошки, тем более яркое и круглое они ищут и вращаются. Человек – это тоже мошка, пусть крупная и дефективная, но с теми же принципами в жизни. Найдет себе что-нибудь круглое и яркое, и начинает вокруг него вращаться, танцы плясать, песни петь, созывать сородичей, а несогласных – гнобить и отлучать от лампы. Дальше – больше. Все начинает обрастать легендами: кто первый лампочку открыл, кто привел к ней сородичей и в чем смысл этой лампы. Трактование смысла этой лампы и что именно она хочет сказать своим светом – особенная задача. Среди мошкары обязательно находилась одна старая и жирная особь, которая уже с трудом держалась у колбы, но претендовала на абсолютное знание. Именно она пыталась трактовать истинный смысл свечения в колбе лампы. Взамен требовалось безусловное послушание, регулярное посещение собрания секты и уплата членских взносов. Мошки, уверовшие в магическую силу лампы, носили на шее маленькие копии стеклянной колбы и называли себя просветленными.  Иногда они пытались унизить остальных, обвинив в поклонении тьме и противлению свету. Когда они особо доставали своей пропагандой, разумно мыслящая толпа мошек выталкивала их ближе к раскаленной стеклянной колбе, и число безумных адептов заметно уменьшалось. Когда дела становились уже совсем плохи и сил держаться у лампы не было совсем, а дохнуть в одиночестве не хотелось, в массы проповедывалась идея о всеобщем самоподношении святому огню. Предлагалось всем роем облепить раскаленную стеклянную лампу в обмен на повторное закукливание с перевоплощением в бабочку-капустницу. Благо в приступе всеобщей паники жирную муху нечаянно толкнули в сторону раскаленной колбы, вниз упала маленькая искорка и толпа успокоилась.

Пытаясь развить эту философскую концепцию, он долго еще сидел и щурился на лампочку, но ничего дельного, кроме «лампочек» и «мошек», дальше ему в голову не пришло. Мысль кружилась по кругу, выходило, что все в мире лампочками начинается и ими же все заканчивается, только размер бывает разным.

- А ну вот я вас дихлофосом! – вдруг выдал Иван, дружелюбно глядя на беснующихся мошек. - Апокалипсис называется. Всем вам хана.

Безумно довольный таким удачным выводом, он глотнул еще немного. Надо было двигаться дальше.

Тяжело поднявшись, он еще раз посмотрел вверх и ступил на первую ступеньку. Рассохшееся дерево заскрипело, в пустом колодце звук показался громким и мерзким. Иван занес другую ногу, ступил на следующую ступеньку. Крутая лестница и неудобные перила делали подъем сродни тяжелому физическому упражнению. Через пять ступенек была маленькая площадка и лестничный поворот, на нем Ваня уже тяжело дышал, пот заструился по спине. Отерев рукавом лоб, он ступил на следующий пролет. Сердце бешено стучало, хрипло дыша, он продолжал двигаться вверх. На седьмом или восьмом пролете силы кончились, и он сел на лестничную площадку, свесив ноги в бездонный колодец. Где-то внизу тлела одинокая лампочка с очумевшими мошками. Как далекая звезда, окруженная светящимся ореолом, она казалась чем-то утерянным и уже более недоступным. Ее света давно не хватало, чтобы осветить крутую лестницу, приходилось двигаться почти на ощупь – справа шершавая кирпичная кладка, слева хлипкие перила, за которыми  была бездонная пропасть. Иван сидел, болтал ногами и смотрел на огонек лампы. Он прошел где-то половину, а его уже терзали сомнения, физические испытания вымотали его. Его идиллию нарушил треск сухого дерева. Соседний пролет, где он стоял минут пять-десять назад, покосился, хлипкие перила оторвались и полетели вниз. Ваня с ужасом наблюдал, как они несутся вниз, сталкиваются, разлетаются и бьются о ступени. Достигнув дна, они весело закувыркались, подняв облачко пыли. Иван застыл, боясь пошевелиться, и скосил глаза на остатки пролета. Словно это было условным сигналом к действию, остаток пролета с перилами накренился еще больше, сухой треск перерос в какой-то безумный визг, и он полетел вниз, сшибая на своем пути остатки деревянной лестницы. Грохот наполнил башню, остатки падающей лестницы настигли лампочку и все погрузилось во мрак. Путь назад был отрезан.

Продолжение следует...