БАНТ 21+

Блоги
Рики Тики Тави . "Циничные рассказы" 16+

30.04.2020

Циничный, смешной рассказ Рики Тики Тави на портале Позитив Сити. Рассказ 21+, предназначен для атеистов. Особо чувствительным и верующим просьба не беспокоиться.
Мнение редакции может не совпадать с мнением авторов. Авторская орфография и пунктуация сохранены.
Все персонажи являются вымышленными и любое совпадение с реально живущими или когда-либо жившими людьми случайно.

Отец Феофан был нетерпим к любым людским недостаткам и любым признакам инакомыслия - по долгу службы. Он был против абортов, презервативов и таблеток, что, впрочем, не мешало ему самому пользоваться очками и нужными медикаментами. Он ненавидел людей, целующихся в общественных местах. Это выставляемое напоказ счастье бесило Феофана неимоверно. Он был против музыки, науки и физкультуры. Он был - Против. Против всего. Ещё отец Феофан был толст, неопрятен и обжорлив. Он всегда умудрялся выпачкаться в чем-то неотмывающемся, даже когда ел сухарики. Хотя сухарики он ел крайне редко, разве что, с большого пережора , вместе с золотистым бульоном, в котором плавали холестериновые бляшки жира. Куда больше ему нравилось лучшее блюдо исконной русской кухни - водка и все к ней примыкающее, как то: курица, фаршированная блинами, курагой и грецкими орехами; отбивные с грибами; отбивные с сыром; расстегаи, почки заячьи, гаспачо с креветками, щи, холодец, телячьи щёчки с пюре из авокадо, тушёные морепродукты с овощами, шашлык, котлеты щучьи - и все это благодаря старушечьим подношениям, коптящим свечкам и совершенно деградировавшей системе народного образования. Отец Феофан был настолько промаслен, что просто, проведя пальцем по горячему блину, делал его жирным и блестящим. Натурально, подобная диета делала его существование на этом свете приблизительно таким же, как то блаженство, которое он обещал своим прихожанам на том. Но все хорошее когда-нибудь заканчивается, как закончились метры черного сатина, периодически вставляемого в расползающиеся и трескающиеся швы служебной одежды - дальше расставлять платье стало некуда. В то утро хорошо и плотно отзавтракавший отец Феофан, задрав руки вверх и пыхтя от натуги, пытался втиснуться в чёрный подрясник. Но прочно сшитое из непрочной ткани изделие намертво застряло в подмышках. И, задыхаясь от бороды, забившейся в глотку, почти наместник бога на земле стал взывать о помощи к жене, которая, крутя вокруг Феофана новогодние хороводы, всплескивая руками и причитая, дернула за ветхий сатин и осталась сидеть на полу с оторванной по линии талии нижней частью рабочего костюма, оставив мужа стоять посреди комнаты только в черных, приспущенных носках (поскольку свисающий до колен живот не давал взору возможности насладиться семейными труселями и четырёхсантиметровой мужской гордостью Феофана) и застрявшей на потных подмышках верхней части подрясника. Когда утихли проклятия, глухо издаваемые отцом Феофаном сквозь бороду, виноватая всегда и во всем жена, протягивая какой-то свёрток, робко предложила: "Денёк-другой походи в моей, никто и не разберёт, сверху же все равно что-нибудь накинешь". Злясь на весь белый свет и чертыхаясь себе под нос, отец Феофан облачился в чёрную плиссированную юбку жены.

Машина не завелась, и при мысли, что ему придётся пользоваться общественным транспортом (а не гнать, как ему нравилось, с ветерком, гудя

в клаксон), отец Феофан впал в такое бешенство, что тромб, мирно живший внутри большой яремной вены, чуть было не снялся с причала. Со злости он с силой рванул юбку, но ткань, сделанная в городе Коломна, даже и не подумала рваться. Плюнув в лобовое стекло машины, отец Феофан пинком распахнул калитку и, проклиная неуклюжую супружницу, ветхий сатин и заглохший некстати автомобиль, вышел на улицу.

Он думал, что будет чувствовать себя мерзко в юбке жены, но оказалось совсем наоборот. Плиссировка мягко струилась по ногам, нежно задевая рыжие волосы, и приятно холодила на ветерке. Отец Феофан даже почувствовал себя иначе... Как-то легче. То ли солнышко светило, то ли птички пели, но отцу Феофану прямо-таки захотелось пуститься в пляс. С трудом сдержав себя, он даже вслух произнёс: "Тпру!!!" - как если бы осаживал лошадь. Весь день он порхал, а ближе к вечеру почувствовал такую скверну, что, аж, прям ... Ну, не описать. "Это, ** твою мать, юбка, ***, - сказал себе отец Феофан,- сожгу проклятую!"

Но, на следующее утро его ждало пренеприятнейшее известие. Пряча глаза, тупя и путаясь в интонациях и показаниях, жена сообщила, что и верх его одежи она "подпортила и вот....."

"Да ты, мать твою, издеваешься?! Да ты что же, гадина делаешь?!" - тихо зверея, прорычал отец Феофан. - Вчера юбку мне изгадила! Сегодня блузку! Тьфу ты, рубашку!!!" Бедная бледная жена молча протянула заранее заготовленную блузу черного цвета. Блуза была с бантом на шее, с рукавами-фонариками и слегка просвечивала. Отче смотрел на жену, и она ему представлялась сатаной, который искушает смертного чем-то таким запретным и сладким, что он весь покрылся мурашками. Сделав шаг назад, он прошептал "сгинь", но блуза манила своей неброской беззащитной красотой, и отец Феофан, совладав с собой, закричал: "А что, другой у тебя нет?! Проститутка!!! Это куда ты это надеваешь?! А ну дай сюда!!!" И, выхватив блузу, рывками стал надевать бесовскую одёжу на себя. Завязав бант, он в бешенстве повернулся к зеркалу, крича: "Что??? Нравится тебе??? Отвечай!!!" Он смотрел в зеркало, краем уха слыша лепет жены, но не понимал, о чем она говорит, потому что смотрел во все глаза на своё отражение - и оно ему НРАВИЛОСЬ. Это ввергло его в такой шок, что он инстинктивно поправил волосы совершенно женским жестом - правой рукой слегка взъерша снизу волосы на затылке. Как сквозь вату отец Феофан слышал голос жены, говорящей, что ему "очень идёт, и с юбкой прям в тон". С трудом оторвавшись от своего отражения, ничего не говоря, отец Феофан направился к выходу. Он шёл и думал. Ему с такой силой вдруг захотелось совершить какие-нибудь добрые дела (например, накормить котёнка, вернуть, хотя бы, часть денег верующим, или пожертвовать на науку), что он повернулся на пятке, и юбка полетела вокруг его талии красивыми складками. От этого ощущения у отца Феофана возникло почти физическое непреодолимое желание сходить в кино или театр, посмотреть выставки,

ярмарку мёда (возможно, даже его купить, а не получить в дар от немощной нищей старушки, которая в начале жизни надеялась на Ленина, а ближе к концу на бога). Войдя в автобус, он сделал небольшой книксен и улыбнулся ошарашенным пассажирам. Дал конфетку ребёнку и стал смотреть в окно. Выйдя на остановке "Набережная", где находилось его место работы, он, не останавливаясь, прошёл дальше, свернул на мост и отправился гулять в парк.

Проведя весь день на заброшенной детской площадке, катаясь на старых ржавых каруселях, отец Феофан, весь в комариных укусах (которых он не замечал) вернулся в родной дом лишь под вечер, когда пошёл дождь. Нарвав по пути букетик полевых цветов, Феофан, уткнувшись носом в мокрые от дождя ромашки, счастливо улыбнулся. Дома вручил букетик приготовившейся к обороне жене и, сказав, что желает побыть один, сел за стол, где, уперев лоб в руки, стал напряжённо думать. Висевшие в углу рядом с лампадкой коричневатые дощечки поблескивали лаком, отчего казалось, что неумело изображённые на них люди весело подмигивали. Феофан сидел, тупо уставившись в раскрашенные фанерки, и с каждой секундой укреплялся в мысли, что сегодняшний день был лучшим в его жизни.

Феофан думал о том, что, как раньше, жить он больше не хочет: нельзя так жить, надо что-то менять, причём радикально. Подняв полные слез глаза, он протянул руки к иконостасу (занимавшему примерно такую же жилую площадь, как небольшая небедная многодетная семья) и прошептал: "Дай мне знак... Помоги..." Неслышно подошедшая сзади и внезапно положившая на плечи отцу Феофану руки (знак!), обеспокоенная жена напугала его так, что описать состояние Феофана на бумаге не представляется возможным. Известно только одно: плиссированная юбка пришла в полную негодность. Отлипнув от лавки со звонким чпоканьем, отец Феофан, от испуга откинув голову назад, не удержался и опрокинулся на пол, где уже лежала его супруга, оказавшаяся там вследствие неожиданной стыковки затылка отца Феофана с её подбородком. Рухнувший следом Феофан, подмяв под себя жену, выдавил из всех её (супруги) отверстий струи всяческой жидкости и воздуха с такой силой, что затухла лампадка.

Служа панихиду (с шифоновым бантом на шее), безутешный отец Феофан поведал пастве, что жену погубили мирские утехи, эффект неожиданности и знак - не уточнив, какой именно.