Домашнее видео . 16+

Блоги
Рики Тики Тави . "Циничные рассказы" 16+

26.06.2017

Евдокия приехала навестить сына, который во время её пребывания на курорте - на который, вопреки желанию, она была отправлена - присматривал за квартирой и кошкой. Пока любимый и заботливый сын коротал время на государственной службе, принося несомненную пользу народу и своей стране, Евдокия приготовила обед, по убиралась в квартире, выстирала простынь с сомнительными пятнами и уселась, обложившись подушками и блюдцами с чаем, перед телевизором, предвкушая встречу с Гузеевой. Схватив в руки пульт, она сверилась с телепрограммой и, плюхнувшись в кожаное кресло, нажала на «вкл». Неожиданно где-то под телевизором что-то щелкнуло, замигало синим огоньком, зашипело, и, бесцеремонно сместив крупной надписью "приятного просмотра" уже появившуюся Гузееву, на экране появилась розовощекая, очень похожая на хохлушку крупногабаритная дама в белом медицинском халате, которая, подтвердив догадку Евдокии о её (медсестры) ареале обитания, залепетала что-то на украинском языке и принялась прибираться в комнате, прямо так же как полчаса назад прибиралась Евдокия. Комната это казалась до странности знакомой. Присмотревшись, Евдокия охнула. Она была готова поклясться, что это её собственная квартира. Те же обои, те же кружевные салфеточки на телевизоре, то же большое зеркало, в котором отражалась панцирная кровать с легкомысленным названием "Софи", которая, как вскоре пришлось убедиться Евдокии, скрипела точь в точь, как её собственная, в те редчайшие минуты близости, которые случались с Евдокией все реже и реже, пока совсем не вымерли, как мамонт. Всегда здравомыслящая Евдокия растерялась. Она пощупала свой пульс, потёрла глаза и,уставившись на экран, увидела, как внезапно распахнулась входная дверь, и в её ещё не прибранную комнату ворвалась группа разновозрастных мужчин с искаженными, как ей показалось, от ненависти лицами, в чёрной форме, подозрительно напоминающей нацистскую, среди которых она с ужасом узнала своего сына Сашеньку. Чашка выпала из рук Евдокии, обдав её горячими сладкими брызгами. Вцепившись в подлокотники кресла, хватая ртом воздух,она словно в дурном сне увидела, как её горячо любимый сын, сорвав с пухлой мед работницы хлипкий короткий халатик, грубо повалил несчастную на белоснежную "Софи" и, вскинув руку в нацисткой приветствии, командным голосом отдал непонятный приказ вооружённым какими-то пластмассовыми автоматами эсэсовцам и с хищным выражением лица стал расстегивать портупею. От непонимания происходящего у Евдокии закружилась голова, и перед глазами забегали черные точки. Она была уверена - да и сын говорил - что работает депутатом того, что во времена ее молодости называлось райсоветом, она сама много раз видела его по телевизору, где он то прикапывал в аллее деревце под вспышки фотографов, то кусок булки вручал бабушкам, благодарящим его беззубыми ртами, то с благоговейным видом стоял с огромным нательным крестом поверх серого, в полоску костюма, и метровой свечой в руках в популярном местном храме на всех важнейших церковно-государственных праздниках. Как в каком-то параноидальном сне она увидела, как её сын расстегнул тесные галифе и достал то, то что она с умилением целовала в младенчестве. Сейчас, на экране, это самое вздыбленное "то" выглядело столь устрашающе, что у Евдокии потемнело в глазах. Она попыталась остановить мгновение, судорожно нажимая на все кнопки подряд, но перепутав от волнения все пульты управления, добилась лишь того, что увеличила громкость телевизора до максимума. Тем временем на экране развернулось полномасштабное действие. Выкрикивая непонятные Евдокии лозунги, ненаглядный сын, на котором из одежды осталась только поблёскивающая чернотой лакированная фуражка с молниями и высокие, на протекторе, ботинки, порол непослушную представительницу бывшего братского народа широким ремнём, и ей это - впрочем как и всем, находящимся в квартире - судя по стонам, крикам и хвалебным отзывам (частично на русском языке) нравилось. Поражённая, возмущённая и испуганная Евдокия не могла поверить, что подобное возможно. И вот когда казалось, что дальше уже некуда, произошло совершенно невероятное. В тёмном дверном проёме, тяжело дыша, появился человек. На ходу сдирая с себя мокрую плащ-палатку, он властной рукой отодвинул сына Сашеньку и ухмыльнулся в камеру. Эту ухмылку Евдокия узнала бы из миллиона. И сразу вспомнились душные колхозные студенческие ночи, и неуверенное "не надо, увидят", и несобранный урожай, и колкие колоски пшеницы, которые она ещё потом неделю находила у себя в самых неожиданных местах. Из плоского экрана телевизора, зловеще сопя, прямо в глаза парализованной от воспоминаний и ужаса Евдокии смотрел Иван Васильевич Ребров, знатный лоботряс и оболтус, ворвавшийся в жизнь Евдокии как метеорит и так же быстро исчезнувший после недели кувырканий в колхозном сарае и оставивший после себя на память сына Сашеньку и гонорею, леча которую в местном кожвене, Евдокия едва не умерла от стыда. От осознания того, как именно произошло воссоединение семьи, у Евдокии закружилась голова и что-то звонко лопнуло в правом ухе. Тихо ойкнув, она уронила пульт в чашку с остывшим чаем, чашку на себя, а себя на подушки.
Вернувшись вечером домой после очередной высадки деревьев и подкормки ветеранов под пристальным вниманием фотографов, депутат нашёл свою мать, глупо улыбающуюся экрану телевизора, на котором уже близились к завершению его многосерийные похождения.
Несмотря на усилия врачей память Евдокии вернуть не удалось, что, впрочем, только обрадовало сына Сашеньку, который, обнимая одной рукой Евдокию, а второй не узнанную ею хохлушку-медсестру, фотографировался для местной прессы и телевидения, делал скорбные глаза и моляще просил бегущей внизу экрана строкой перечислять деньги для лечения матери на указанные ниже реквизиты.