11.07.2016

Развлечения

Анна Сергеевна была заслуженным учителем и последние тридцать лет ненавидела детей, как советский народ фашистов. Рост Анна Сергеевна имела небольшой и компенсировала сей недостаток, доставшийся ей от природы, гигантским начесом, который с каждым прожитым годом увеличивался, и к пятидесятилетию она уже мешала видеть происходящее на сцене всем в театре, когда была вынуждена водить туда ненавистных ей детей. Каждое утро заслуженного учителя начиналось одинаково. Проснувшись,  Анна Сергеевна пила кофе и, начесав волосы и съев творожок, отправлялась на работу, которая была неподалеку от ее дома. Зайдя в класс, где еще ничего не подозревающие четвероклашки весело кричали, носились между партами и плевали друг в друга из трубочек, Анна Сергеевна говорила зловещим шепотом: «Здравствуйте, дети» - и сразу наступала такая тишина, что казалось будто мир на пороге войны. Дойдя до учительского места, Анна Сергеевна садилась и, не глядя на притихших детей, которые замирали, как бандарлоги при виде удава Каа, извлекала из огромного портфеля целлофановый пакет с шариковыми ручками и начинала по одной эти ручки доставать и искать ту единственную, в которой еще оставались чернила. Найдя оную, она поднимала глаза на несчастных, скованных ужасом бандарлогов, засовывала язык под нижнюю губу и начинала этим языком водить из стороны в сторону, одновременно потирая в предвкушении скорой расправы руки и буравя исподлобья детей злобными глазками. Дети пугались так, что описаться на уроке Анны Сергеевны не считалось чем-то зазорным и воспринималось как нормальная часть учебного процесса. Вдоволь насладившись ужасом в глазах своих жертв, Анна Сергеевна произносила: «К доске пойдет...» - и замолкала. Особо впечатлительные дети начинали рыдать, и злобные глазки педагога загорались в сладостной истоме. Как опытный маньяк, она безошибочно выбирала своих жертв. Жертвы, как правило, домашнее задание учили, но от страха вспомнить ничего не могли и дома получали нагоняй от родителей, которые в ночных беседах друг с другом (чтобы дети не слышали), сетовали на то, что воспитывают полных идиотов.

Справедливости ради надо отметить, что всех воспитанников Анна Сергеевна ненавидела одинаково и на всех фотографиях, бережно собранных за тридцать лет работы, у всех детей были подрисованы рога, усы и выколоты иголкой глаза. Одним словом, Анна Сергеевна была без преувеличения выдающимся педагогом.

В тот памятный для всей школы день, который начался как обычно, а именно с начеса, кофе и творожка, Анна Сергеевна вошла в класс. До конца учебного года оставались считанные часы, и Анну Сергеевну уже начинало потрясывать от осознания того, что целых три месяца она не сможет никого наказывать. Поводив языком и потерев ладоши, она подняла глаза на класс. Класс дружно изучал пол. Медленно и хладнокровно, как опытный снайпер Анна Сергеевна оглядела четыре ряда парт. «К доске пойдет...» В наступившей тишине она четко и ясно услышала: «А вы нам ничего не задавали!» За  окном смолкли птицы. «Кто это сказал?» - Анна Сергеевна сама не узнала свой голос. «Я», - услышала она. Зажав в руке ручку, как финский нож, Анна Сергеевна стала медленно подниматься со стула. Она делала это так долго и так устрашающе, что единственный оставшийся в живых хомячок, коротавший дни в школьной живом уголке, подавился семечком. Поставив правую ногу на стул, Анна Сергеевна отшвырнула его, расчищая себе путь, и с побелевшими от бешенства глазами направилась вдоль парт к говорившему. «Ты уже понял, в чем твоя ошибка, - прошипела она так близко к уху четвероклашки, как если бы он был на приеме у отоларинтолога, – «кроме появления на свет?» Не обращая внимания на растекающиеся по всему классу лужи, она схватила воспитанника за грудки и, сквозь треск рвущейся школьной формы, он услышал: «Я. Приказала. Идти. К. Доске.» Схватив несчастного за голову, педагогиня швырнула его через весь класс, как шар для игры в боулинг. «Кому еще ничего не задавали?» - спросила она у помертвевшего класса и, не получив ответа, удовлетворенно улыбнулась, прошла мимо лежащего у доски мальчишки и вновь повторила вопрос: «Так что было на дом?????» «Вы нам ничего не задавали», - вновь услышала она и, обернувшись, увидела белого от меловой пыли ученика, который, глядя ей прямо в глаза повторил: «Ничего!»

И вдруг, со всех сторон, она услышала нарастающий гул, сквозь который прорывались слова: «Не задавали, не задавали». «МОЛЧАТЬ!!!!!!!!!!!» - заорала Анна Сергеевна так, как если бы она на фронте кричала «за Родину, за Сталина», и, схватив толстую деревянную указку, с такой силой ударила ей по столу, что та разлетелась на три части, одна из которых, пролетев через весь класс, оставила школу без живого уголка, унеся на своем острие хомячка, вторая осталась в насмерть зажатой руке учителя, а третья, описав замысловатую дугу и оттолкнувшись от портрета педагога Макаренко, бумерангом вернулась и вонзилась в висок Анны Сергеевны - и там осталась, слегка покачиваясь.

Провожали в последний путь Анну Сергеевну со всеми почестями. На предложение учеников похоронить педагога вместе с хомячком администрация школы ответила отказом. На мраморной плите, рядом с выбитой в камне надписью «Покойся с миром» детской рукой красной краской было приписано «ваду».